Древний свет - Страница 102

102

Серебрянокрылка лежала на камне, нагретом солнцем, ловя всем телом последнее тепло уходящего лета. Ей было всего только пятьсот лет: по меркам своего племени она еще не вступила в пору юности.

Поэтому ей нравилось все вокруг: Суровая северная природа, ее собственное прозвище, которым наградила ее мать, и которым ее звали все, ибо истинное ее имя знала лишь она сама. Все вызывало у нее ощущение радостного праздника, только вот короткое лето, и так затянувшееся в этом году, подошло к концу и несколько портило праздничное настроение.

— Дочка! Пора обедать! — донесся до нее со стороны пещеры голос матери. Серебрянокрылка соскользнула с теплого валуна, ее стройное семиметровое тело было похоже на текущий между скал ручей сверкающей ртути, так что мать, в который уже раз невольно залюбовалась ею.

— А что у нас на обед? — осведомилась она, прижав поплотнее к спине перепончатые крылья, чтобы проскользнуть в узкое устье родного дома мимо тридцатиметрового серебристого тела матери.

— Папа принес четверых людей, — ответила мать.

— Здорово, па! Ты молодец! — обрадовалась она — Та корова, что ты принес позавчера, похоже, была старше меня.

— Сегодня мне здорово повезло, — отец ухмыльнулся, выдохнув аккуратную струю пламени на медленно вращающееся на вертеле человеческое тело. — Я сумел поймать целую семью. В конце сезона полевых работ это непросто, знаешь ли.

— Смотри, какие аппетитные дети, — сказала мать, облизывая шестидюймовые передние зубы изящно раздвоенным языком. — Хочешь кусочек?

— Не порти ребенка, мать! Ты и так ее разбаловала.

— Папа, мне кажется, тебе не следовало убивать этих человеческих детенышей…

— Что ты говоришь, дочка? — удивился отец. — Ты должна хорошо питаться. К тому же, что, по-твоему, мне оставалось? Не оставлять же бедных детей сиротами Некоторое время все трое молча работали челюстями.

— Кстати, у меня еще одна новость, — сказал отец. — Мы отправляемся на юг.

— Когда? Почему?

— Завтра утром. Говорят, возвратился хозяин. Он собирает всех своих слуг. Близится большая потеха.

— Юг — это хорошо, но причем тут хозяин? Он пропал давным-давно.

Разве мы ему чем-нибудь обязаны?

— Нет, конечно, но почему бы и не позабавиться? Сейчас праздник.

Люди убивают друг друга…

— Эй! Я задала тебе вопрос. Ты что, заснул? — услышал Лугарев голос Селестиэль. Они только что вернулись с экскурсии в Валимар. Селестиэль вытащила его на прогулку, использовав случайную свободную минутку.

Подготовка к вторжению занимала почти все время, ничего не оставляя на отдых. Посещение города эльфов — ваниаров оставило на редкость тягостное впечатление. Сам город был великолепен, он поражал роскошью, безупречным вкусом и запредельной красотой. Но жители… В отличие от изобретателей и воинов нолдоров, мореплавателей тэлери, эльфы — ваниары считали своей стихией искусство. Их жизнь наполняли поэзия, музыка, живопись… Постепенно племя ваниаров начало превращаться в группу утонченных, совершенно оторванных от реальности, пресыщенных эстетов. Следом пришла деградация.

«Поистине, ничем нельзя злоупотреблять, даже искусством», — подумал Лугарев.

— Извини, что ты спросила? Я отвлекся…

— Я спросила: как ты думаешь, почему Моргот приказал похитить Тингола и Мелиан?

— Гм… Ну… Не знаю. Надо подумать… — Лугарев почесал затылок. — Знать бы, зачем они могли ему понадобиться. Может быть, месть? Насколько я понимаю, их дочь крепко ему насолила… Всю эту катавасию он затеял ради мести, так ведь?

— Может быть, может быть… — задумчиво протянула Селестиэль. — Знаешь, у меня какое-то странное чувство. Возможно, я не права…

После того, как случились все эти события на Эзеллохаре, я начала многое понимать и оценивать совсем по другому, ну как бы под другим углом зрения.

— Ты к чему это?

— К тому, что, как мне почему-то кажется, дело не только в мести, — сказала Селестиэль. — Я многое узнала о Пилигримах, в том числе и от твоих друзей. И то, что я узнала, не очень-то вяжется с примитивными мотивами вроде мести…

— Гм… Рад слышать. Свою собственную месть Морготу ты тоже считаешь примитивным желанием?

— Не путай меня! Я не об этом говорю. Что, если у него были и другие мотивы тоже?

— Что ему могло понадобиться от Тингола?

— А может быть, от Мелиан? Если только он не взял ее как заложницу…

— Хороша заложница, на которую всем наплевать, кроме мужа, которого взяли вместе с ней. Кстати, почему?

— Его могли взять просто заодно. Или чтобы оказать давление на Мелиан, — сказала Селестиэль. — Посмотри на это с другой стороны.

Мелиан — последняя из майаров, оставшаяся на свободе. То есть, последняя, доступная для похищения. Может быть, он собирается как-то ее использовать?

— Не знаю. А как использовать? Слушай, а не все ли равно. Мне надоело ломать голову над этим.

После обеда к Лугареву зашел внутренний модуль Р8.

— Ты не занят? Надо поговорить.

— О чем?

— У меня, кажется, есть план, как нейтрализовать шагающие танки противника, — сказал киберноид.

— Выкладывай. Это будет весьма кстати. Голдштейн сказал, что они там уже стонут от этих милашек.

— Если помнишь, я уже говорил, что во время техобслуживания эти штуки подключаются к единой информационной сети, — сказал Р8. — Таким образом, они делятся друг с другом тактикой и самообучаются. Я подумал: «А что, если послать обратно один из трофейных 12Н75, и с его помощью заслать в сеть компьютерный вирус?»

102